Первая работа в этой области.
Неплохо бы было услышать комментарии, критику, советы и ответ на вопрос: «А стоит ли писать дальше?»

— Эй!.. Ты чего – опять опоздал!!? – громовым раскатом пронеслось у меня в голове. Я резко повернулся и увидел негодующее лицо моей старосты-напарницы. Юкки стояла, едва сдерживая толпу визжащих учениц, испепеляя меня своим гневным взглядом. Я улыбнулся и провёл рукой по её волосам. Юкки взглянула на меня своими бездонными карими глазами и вдруг совсем неожиданно прижалась ко мне всем своим хрупким телом. Вокруг почему-то всё исчезло и в этой пугающей, но такой сладостной пустоте стояли только мы, двое… Её губы жадно потянулись к моей… шее?

Я вздрогнул и проснулся. Капли пота струились по напряжённому лбу. Лицо исказила гримаса боли и ненависти. Рука рефлекторно сжала пистолет.

Я сосредоточенно разглядывал своё ужасное отражение в зеркале, разбитом на ячейки мелкой сетью трещин, что напоминало ту паутину, в которой я сейчас нахожусь.

Подушка гулко отозвалась на тяжёлый удар кулаком. Иногда, я жалел, что в детстве у нас с Ичиру не было боксёрской груши. За первым ударом последовал второй. Потом третий и четвёртый. Пока я не опомнился и не бросил озлобленный и бессмысленный взгляд на часы. Хм, я опаздываю. Юкки так не любила, когда я приходил не во время…

«Странно… — Я вышагивал по длинным коридорам академии – Что Ягари понадобилось от меня в разгаре дня?» Ноги, не окрепшие после кошмарных снов, ещё плохо меня слушались. Чтобы немного размяться, я иногда переходил на лёгкий бег. Учитель, наверняка, убивал время в кабинете ректора, развлекая свой солдафонский умишко издёвками в отношении когда-то самого лучшего охотника на вампиров. Мне до сих пор в это верится с некоторым трудом.

С тех пор, как половина чистоплюев из Ночного класса покинула академию, а вторая исчезла в неизвестном направлении, всё немного изменилось. Мне больше не надо было усмирять эту бешенную толпу глупых ротозеек и, признаться, в академии я находился на правах злостного прогульщика и бездельника, что изредка от простой человеческой тоски шатался по коридорам, как неприкаянный дух египетской мумии. Ну, хотя, «как» можно было бы опустить. Вследствие этих продолжительных «сонных» пыток, я действительно приобрёл некоторое сходство с иссохшим и лишённым жизненных сил жмуриком.

— Мне кажется, ради разнообразия, можно было бы испытать на себе крепкий и здоровый сон. Это не больно, совсем не больно. – Такой вкрадчивый голос мог иметь только директор академии Кросс, неосторожно прервавший мои туманные размышления.

Честно, я не заметил, как оказался на месте назначения. Ректор задумчиво рассматривал моё помятое лицо, склонив голову на бок. Его шаль трепетала от ветра – в комнате было открыто окно. Свежий воздух ударил в голову. Ягари, прислонившись к стене, угрюмо наблюдал за моими неловкими метаниями. Я, как мне казалось, уверенным движением захлопнул дверь, но моему Учителю гораздо заметнее была непонятная дрожь в моих руках. Чёртово утро!..

— Это что это у тебя?.. – Учитель хлопнул меня по щеке. На губах у него была издевательски-противная ухмылка. Я с удивлением потрогал свою шершавую щеку.

— Ох, ты, пришли времена!.. – Кросс закатил очки к потолку и сложил руки на животе в смешной замочек, — и дети растут!!

Я не заметил, как ректор оказался около меня:

— Ути, какая брутальная щетинка!.. – он больно оттянул в сторону мою щёку. Я поморщился и резким уверенным движением отбил руку ректора. Кросс замер, судорожно схватившись за запястье. В воздухе повисла напряжённая тишина.

Спустя секунду тишину взорвал оглушительный хлопок. Потом ещё, и ещё. Видимо, я удостоился бурных оваций Ягари (для сдержанного и скучного Учителя это было что-то вроде взрослого небритого мордоворота с розовым шариком – так же нелепо). Хотя и это у него получалось в высшей мере степени солидно и внушало уважение. Спина не произвольно выпрямлялась и руки замерли ровно по швам. Я стряхнул наваждение и угрюмо уставился на этот цирк двух персонажей: клоуна и живодёра-дрессировщика.

— Конечно, как же могло быть иначе, если я ничего больше не делаю за последний месяц, кроме как стреляю, бегаю, прыгаю и банально отжимаюсь… Хотите сделать из меня атлета и послать на конкурс самого упругого торса и самых огромных мускул?

— Не смешно. – Ягари бросил сигарету в раскрытое окно. Я видел, как Кросс сменил цвет с красного на синий, а затем на зелёный. Однако визга и истерик по поводу того, что *цитирую* «ЗДЕСЬ НЕ КУРЯ-А-А-АТ!!!» закатывать не стал. Сейчас физиономия ректора выглядела более чем осмысленной. И даже старушечья шаль за долгие годы пребывания здесь мне перестала казаться нелепой. Совсем чуть-чуть.

— Ты думал, что всё так очень просо делается? – голос Учителя сквозил пренебрежением и горькой усмешкой. – Примерно месяц назад ты вёл себя, как червяк, повисший на крючке у рыболова! Нужно же было тебя как-то растолкать.

— Интересный способ. Ради чего? – я уставился в стену прямо над головой Ягари. Воображаю, какой у меня тогда был бессмысленный взгляд, если Учитель так разъярился.

В секунду рядом оказался разгневанный Тога. Он сгрёб меня за шиворот и притянул к себе. Это было так неожиданно, что я часто-часто заморгал в духе влюблённых фанаток Ханабусы, судорожно вцепившись в руку Ягари. Ветер развивал его тёмные волосы, ноздри гневно трепетали. Он тяжело дышал табачным смрадом. Мои глаза расширились от удивления.

— Не для того я вытаскивал тебя из той зловонной кучи, куда ты позволил себя затащить!.. Теперь ты оружие в руках Охотников и не позволяй больше никому себя использовать!.. – Мою рубашку он отпустил так же резко, как и схватил. Я немного дёрнулся в сторону, застыв в проёме, как клинический дибил и потенциально недалёкое от питекантропского развития обезьяноподобное в одном лице. Ягари разгорячено сплюнул и отвернулся к окну.

Почти физически я ощущал, как что-то шевелится внутри. Как стекленеет взгляд и внутри просыпается стальной холод.

— Собирай вещи. Сегодня отбываем. Списки, дел по горло. – Учитель не поворачивался. Голос больше похож был на старческое ворчание бывалого вояки. – На первых порах будешь со мною. Тебя из гнезда выпускать – сдохнешь с голоду, не поймав ни одного червя на пропитание.

— Да, Яга… кхм… Учитель.

Я стоял молча и смотрел, как трепетно облетая массивный силуэт Ягари, в комнату прибывают бледно-розовые и такие ненавистные лепестки сакуры.

«Весна?..» – подумал я запоздало.

Пошатнувшись, я направился к двери. Уже захлопнув её, всё же успел услышать тихое неодобрительное бормотание ректора.

Казалось, с каждым шагом сердце становилось камнем. Лютый холод, а затем нестерпимый жар – будто надо мной злорадствовали Акатсуке со своим смазливым братишкой.

Я стряхнул наваждение. Кажется, впервые за долгое время в моей голове смог установиться хоть какой-то порядок. Вещи встали на свои места, а мысли больше не носились роем глупых первокурсниц. Движения были чёткими и размеренными.

В ванной я увидел осунувшегося наркомана с явно выраженными признаками шизофрении в глазах. Мне стало дико противно – в кого превратил меня этот коварный вампир женского пола, что убил в своё время Юкки?..

«Теперь ты оружие в руках Охотников и не позволяй больше никому себя использовать!..»

«Ха. А больше и некому» — вспомнил я слова Ягари и сам же себе на них ответил.

«Интересно, а считается шизофренией отвечать самому себе на свои же собственные вопросы?» — проскользнула у меня странная мысль, когда я в последний раз оглядывал моё бывшее пристанище, исполненное самыми неприятными воспоминаниями и такими сладкими моментами моей безобразной никчёмной душонки…

— А ты, однако, быстро. – Ягари взглянул на свои ручные часы. – Я думал, девушек ждут гораздо дольше.

— Вы, видимо, очень давно не проводили время с девушками. – Я не хотел оставаться в долгу. Тем более нужно было как-то разбавить обстановку.

Ягари слегка побагровел, не ожидая от меня словесной инициативы, но ему, видимо было приятно моё теперешнее состояние.

Для нас обоих начиналась вольная жизнь охотничьих псов. Под вздохи и ахи ректора, усердно машущего нам своим неизменным платочком, предо мной вырисовывался чистый лист новой, полной интересных неожиданностей, жизни. Жизни цепных боевых машин. Тех, кому дают надежду на свободу, но отбирают возможность жить в безопасности. Теперь я один из тех, кому не позволено дарить жизнь. Я то, что готово рушить.

Чёрт, а мне это нравится!

— Ха. Ну, что, барышня-с, не передумали-с ещё бежать-с обратно за парту Кросса?.. – Усмехнулся Ягари, прикуривая очередную сигару (уже третью за последние 15 минут). Я поморщился и поправил сползшую лямку дорожной сумки.

— Зачем вы надо мной издеваетесь?! – В глаза ярко светило солнце, но весной оно совсем не грело.

— Я? Издеваюсь?.. Я просто хочу украсить твою унылую депресняковскую мину хоть какой-то человеческой эмоцией. – Как бы между прочим опять принизил меня Ягари.

Я ухмыльнулся:

— Ну да, ну да…

— Знаешь, — Ягари выдохнул в мою сторону облако дыма. Я закашлялся, — с щетиной ты больше похож на Охотника.

— С ней я больше похож на патентованного шизофреника! – пробурчал я, невольно коснувшись пореза, который неосторожно оставил на щеке примерно час назад. На месте его уже давно ничего не было – довольно жутким ощущением таилась во мне эта проклятая регенерация.

— Ха. Можно подумать без щетины ты сильно адекватный!.. – Ягари выбросил дымящийся окурок куда-то в кусты.

— Почему это я сразу псих? – тут, наверное, стоило возмутиться, но у меня почему-то кроме безразличия ничего не получалось.

— А ты считаешь нормальным орать ни за что, ни про что посередине коридора на бедную испуганную ученицу? – снова ухмылка.

— Нечего у меня было спрашивать про Ичиру… Идиотка! — пробурчал я. Внутри сжался противный комок горечи – нахлынули воспоминания.

— Ладно. А набрасываться на невинного старосту, назойливо приставляя к его виску пистолет?

— У него были клыки!.. – горячо возразил я.

— Да, но это был костюмированный бал в честь Хэлоуина! – расхохотался Учитель. Это была любимая тема для обсуждения всей академии Кросс в одно время.

Я угрюмо опустил голову, поправляя ненавистную лямку. Уже давно научившись безразличию, мне было непонятно, отчего у меня так иногда горят щёки при метких и обидных словах Учителя.

Оставшиеся полтора часа мы шли молча. Изредка я кашлял, попадая по струю дыма Ягари, но в целом мы оба наслаждались незыблемой тишиной.

На горизонте показалось странное деревянное сооружение, имеющее неотёсанный и неопрятный вид. Казалось, эта маленькая бревенчатая хижина давно заброшена. Учитель мне ничего не пояснял, а пока от него не было колких фраз, я тоже предпочитал не нарываться на очередную насмешку над особенностями моего странного поведения. Поэтому я ничего не спрашивал, но мы упорно продолжали двигаться в сторону этого странного строения.

Заметив, может быть, какую-то неуверенность в движениях Ягари (не исключено, что мне просто показалось), я быстро смекнул, что это есть его личное убежище. Так я и думал, что поселить меня в какое-нибудь левое помещение у человека с фантазией военного маразматика не хватит соображения.

— Что замер, как Ханабуса перед Кураном? Заходи. – Я вздрогнул. Неудачное сравнение. Кто-нибудь другой бы сейчас извинялся под дулом моего верного «Bloody Rose». Но это был мой Учитель. Так что второй глаз я про себя решил оставить ему на память.

Я зашёл в это дохнувшее пылью тёмное помещение. Мне стало не по себе. Гулко захлопнулась дверь и внутри оборвалась связь с прежним миром. Где-то что-то щёлкнуло – события завертелись в ярком и радужном водовороте непонятных явлений.

Кровь Шизуки, слёзы Ичиру, глаза Юкки, ненавистный Куран и цветастый передник Кросса – всё смешалось в одно целое и ударило в голову.

Нахлынула волна эмоций – первая остро-ощутимая волна за последние полтора месяца – стёрлось в порошок безразличие и померкли краски. Глаза закрылись и, кажется, вокруг не стало больше никакого ничтожного мира…

Целая бесконечность перед глазами, приправленная лепестками ненавистной сакуры.

Конец первой части.

— Айдоу! АЙДОУ-У!!! – Акатсуке яростно сверкал глазами. Волосы на затылке дыбились гневным ёжиком.

— аа? Ну чего? Чего так орать?!.. – зевнул не выспавшийся за день Ханабуса. — Тшшш! Не нужно беспокоить Канаме-саму! – наивные глубокие, сверкающие неистовством глаза нВ миг озарила вспышка преданности маленького, но очень верного щенка.

— Это, я спрашиваю, что такое?.. – он потряс перед недоумевающим братом свежей макулатурой. – Мать твою!.. Это что такое?!?

— Запомни, моя мама – твоя тётя. – Надзирательно поднял палец вверх Ханабуса. – Дай сюда, что там у тебя?..

Он взял в руки яркий глянцевый журнал, согнутый на развороте и открытый на странице с каким-то постером.

— Что? – Айдоу удивлённо поднял брови вверх.

Каин побагровел от негодования и молча ткнул в изображение.

На братьев со страниц престижного молодёжного журнала смотрел … сам Идол. Вернее – Ханабуса Айдоу. Маняще белоснежная улыбка, ясные голубые глаза, исполненные искушением и невинностью одновременно, романтический шухер на голове и недвумысленно расстегнутая на груди чёрная атласная рубашка.

— Это я. – вздохнул Айдоу, невольно любуясь изображением, — я же просил их, чтобы они подобрали какое-нибудь более удачное фото! – он ещё раз вздохнул и разочарованно кинул чтиво на журнальный столик.

— А ты у нас в модельки подался, значит? – удивительно быстро успокоившись, поинтересовался Каин.

— да. Между прочим, по просьбам моих много численных фанатов! – Ханабуса озорно подмигнул брату, развалившись на кресле и сладко потягиваясь. Спросонья непослушные локоны топорщились в разные стороны ещё больше, придавая волосам сходство с умильными ушками, от чего сам их хозяин казался встревоженным котёнком.

— Можно подумать ты съедаешь по десятку сердец за раз на завтрак, обед и ужин. И ещё ночью хомячишь! – раздражённо пробурчал Акатсуке, вертя в руках бокал с растворённой кровяной таблеткой.

— Хи-хи, а ты, я смотрю, уже давно не можешь надкусить одно миленькое больно знакомое мне сердечко! – хихикнул Ханабуса, прячась за диванной подушкой от гневного взгляда задетого родственника.

— а вот, кстати, и счастливая обладательница! – приметил Айдоу, осторожно выглядывая из мнимого укрытия.

— Обладательница чего? – безучастно поинтересовалась Рука, изучая вид из окна. - Тех дивных роз, что кто-то оставил у меня на кровати? Хм, да, мне действительно понравился их чёрный цвет.

— Я знал, что тебе понравится… — почти неслышно отозвался Акатсуке. Рука, конечно, не могла ничего слышать. Тем более, она довольно быстро удалилась, как всегда, не попрощавшись. А вот Айдоу, державший ухо в остро, довольно таки быстро сконцентрировал своё внимание на пикантных подробностях.

Каин ожидал незамедлительного появления колкостей со стороны брата в свой адрес, но почему-то тот загадочно молчал. Только ехидно улыбался.

Но уже в дверях Айдоу внезапно остановился и ещё раз взглянул на брата, теперь улыбаясь одними глазами:

— Интересно, а почему именно на кровати? Или это намёк?..

К счастью, он быстро бегал.

Я слышал возьню на первом этаже. Отчётливо слышал, несмотря на то, что между четвёртым и первым этажами было приличное расстояние. Но ничто не могло оторвать меня от созерцания лепестков сакуры. При лунном свете и темноте непроглядной ночи они казались какими-то отрешённо тёмными, совсем не похожими на снежинки, с которыми их часто путают. Всегда удивляло, почему же они такие хрупкие? Срываются от малейшего дуновения лёгкого весеннего ветерка. В прочем, не важно.

Я обернулся и погрузился в созерцание уже более прекрасного существа, которое до сих пор пребывало в глубоком сне. Довольно трудно всё-таки научиться засыпать по утрам.

Лично Меня не трогало то, что Юкки спит со мной, в одной кровати. Однако саму же мисс Куран долго смущало общее лежбище. И особенно общее одеяло. При этом она в смущении долго первые дни возилась у меня за спиной, дополнительно продлевая и без того ярко выраженную бессонницу. Это всегда казалось смешным и очень наивным. Как раз в духе моей милой младшей сестрёнки.

Но сегодня утром как будто бы всё было немного не так. Та самая зловещая красная луна теперь не ласкала взгляд, и чувство неясной нервозности распространялось по всему телу, заражая сознание мыслью о чём-то близком и неизбежном.

Хотя я внешне оставался незыблемо спокойным, что и придавало мне такое поразительное сходство с роковым романтиком (по словам Айдоу).

Мне-то уж точно бы не отказаться от кое-чьего навечно в пух и прах покорённого сердца…

(Кнец второй части)

— Мать твоя в детстве косоглазием страдала!.. – запущенный в кусты окурок описал такую гневную дугу, будто бы уже сейчас готов был раздуть из своего дотлевающего самомнения пожар громадных масштабов. Хоть это были всего лишь едва проросшие хиленькие кустики роз.

— Ты меня учил! – огрызнулся я. – И мать моя тут ни при чём!

— А! Всё равно! Мать твою!.. – Ягари сплюнул, но во всех его движениях, силуэте, порывах чувствовалось полное удовлетворение. Ворчал же он, скорее, по своей старой солдафонской привычке.

Дымящийся «Bloody Rose» сверкал под мёртвым светом кровавой луны. Точно такая, помнится, была весной. Той весной, когда я очнулся в холодном поту от ужасных видений. Окунулся в жизнь Охотника, продолжив семейное дело…

Ягари поправил воротник неизменного плаща, запустив руку в карман за очередной сигаретой.

— У тебя когда-нибудь дым из ушей пойдёт. – Не оборачиваясь заметил я, учуяв мимолётный запах дыма вновь закуренной сигареты. Моё внимание привлёк огромный мёртвый особняк в четыре этажа. Строение, исполненное под старину, было разбито на башне и, хоть и было невысоким (четыре этажа – довольно слабо), но казалось величественным за счёт размаха вширь.

— что это? – я кивнул в сторону сооружения, по-прежнему не оборачиваясь и не вытаскивая рук из карманов.

Ответ последовал с замедлением и неохотой. По-видимому, голос Ягари отчего-то дрожал. Может быть, ему было холодно?

— богатые ротозеи из людей. Поселились в глуши, а нам их защищай. – Он снова сплюнул. – В прочем, там давно уже никто не живёт. Плохое место.

— Мне так не кажется. – Я прислушивался. Что-то творилось у меня внутри, сжимался осколок льда, всё гуще и гуще нарастал азарт гончей, нюх охотника. Холодная сталь оружия жгла сознание, тело и всё внутреннее Я тянулось туда, на то место, где и завис алый диск луны, словно проклятый. Словно привязанный к этому месту.

— Что встал, как суслик в минном поле?.. Пошли уже! – Ягари крепко взял меня за руку и дёрнул в сторону дома.

Я молча дал себя увести, хотя готов был смешать все преграды с грязью. Что-то влекло, манило, будоражило меня с тех пор, как мы перекочевали на это место. Днями не спалось, ночами тоже. Нередко я вскакивал посредине сна, метался, словно опять раздражалась моя память неясными воспоминаниями…

(два года назад)

Я очнулся в холодном поту. В венах скапливалась кровь, закупоривая вены. Бурля обжигающей сталью и режущим холодом. Невыносимая боль, и каждая клеточка остервенело ныла.

Ни тело, ни сознание, ни разум, ни душа – ни что не помнило НИЧЕГО, кроме ужасающей тоски и боли. Хотелось рвать кожу в клочья зубами. Кричать, но получалось глотать раскалённый воздух. Вот-вот и изо рта от горячности станет выходить пар.

Раскалённым металлом в голове засела пустота. Но мне удалось сесть. Руки дрожали настолько крупной дрожью, что я не сразу понял, нахожусь ли я в движении сам или же остаюсь на своём месте.

Рядом, прямо передо мною виднелся силуэт, отрешённо скрестив руки на груди смотревший в окно на громадную, облитую кровью луну.

Я не сдержал больше боли, рвущейся наружу, иначе бы она просто разодрала меня на части, и тихо охнул. Мне казалось, это будет яростный болевой крик, от которого лопнут барабанные перепонки и треснут стёкла, но это был ослабленный, обезвоженный, измождённый стон.

Но даже он прозвучал в ночной тишине, как выстрел, охватив и заставив обостриться все черты незнакомой комнаты.

Человек, казалось, примёрзший к окну, обернулся настолько резко, что у меня зарябило в глазах и не в силах выдержать напряжения, я повалился на мокрую подушку, снова издав тихий хриплый стон.

Незнакомец словно был не в меньшем напряжении, чем я.

Он дал мне воды или какой-то дряни – я не разобрал – что я с жадностью выпил, не чувствуя утоления жажды, а лишь только ещё более остро её ощутив.

Это действительно был мужчина, как я смог определить с первыми лучами солнца. Тогда уже я перестал чувствовать вообще что-либо, находясь в неподвижном состоянии. Однако любое движение мне причиняло адскую боль.

— Кто вы?.. – на удивление, голос не дрогнул, однако фраза всё равно вылетела на одном вздохе, отчего слова налетели друг на друга и сбились с кучу.

— Человек. – Незнакомец глубоко затянулся, выпуская вонючие клубы дыма.

— А… А я кто?.. – фраза прозвучала ровнее. Казалось, я теперь вообще не помнил интонаций верных.

— А ты вампир. – Незнакомец растянул губы в широком оскале, — а я убиваю вампиров.

Предложение впилось в мозг. Нервные окончания воспалились острой болью перед опасностью. Я шевельнулся и тихо застонал. Я обездвижено смотрел, как приближается эта мрачная и грузная фигура, а мои глаза расширялись от ужаса, вместе с тем бросая резкий вызов.

Фигура замерла, нависнув над кроватью.

— Тебя-то я не убью. – Снова оскал.

— Почему? – мне от этого лучше не делалось.

— Потому что ты их сам отстреливаешь, как собак. – Вздохнул Охотник, выпустив очередную напористую смрадную струю.

Я озадачился. Боль отступила, везде было печально и пусто, отчего хотелось снова неистово кричать.

— ты ничего не помнишь? – сочувственно и с ехидной усмешкой поинтересовался Охотник.

Я молча посмотрел на него молящими глазами.

— Как я могу вас называть? – я запоздало вспомнил, что нужно узнать, кто же всё-таки этот странный Охотник. После часового молчания.

— Называй меня папа.

— Отец?

(Конец третей части)

— Канамэ-сама, что-нибудь принести? – Айдоу услужливо замер, преданно заглядывая мне в глаза. Отвечать не хотелось, и я лишь отрицательно покачал головой. Обычно в этой непохожей на остальные комнатке под самой крышей главной башни я оставался один. Но в эту ночь здесь что-то забыл Ханабуса. Возможно, он тоже чувствовал какую-то неясную тревогу. Глаза его сегодня сверкали совершенно по-другому, и будто их лихорадочный блеск вводил меня чуть ли не в состояние липкого и жуткого ужаса.

Сейчас ещё была даже не ночь, а всего лишь поздний вечер. Но, несмотря на это, все обитатели особняка уже проснулись. Весь день в воздухе витало это немое напряжение.

Сейчас, когда я смотрел в окно на чудовищную громадную луну, словно старательным художником окрашенную в красный, внутри будто просыпалось какое-то звериное чувство. Все инстинкты обострялись, отчего руки тихонько подрагивали на подлокотниках кресла.

Честно говоря, у меня было ощущение де жа вю. Точно, не помню когда, но я видел эту удивительную красную луну, не принёсшую мне обычного спокойствия и наслаждения.

Нервы были натянуты в очень тонкую нить, на грани срыва…

Видимо, Каин ощущал то же самое. Он широкими шагами мерил маленькую комнату, яростно ускоряясь. Ханабуса стоял спиной ко всем, скрестив руки на груди и тихонько подрагивая, будто бы от бессильного ужаса от происходящего и тихой ярости. Рука стояла спокойно, тоже скрестив руки на груди. Но её удивительные огромные глаза блестели в темноте, выражая откровенный панический страх и беспокойство.

Похоже, все решили собраться здесь.

Внезапно, дверь со стуком отворилась. В комнату вбежала малышка Куран. Юкки, не оборачиваясь ни на кого, опрометью ринулась прямо ко мне. Я встревожено встал, и она кинулась ко мне в объятия. Щеки были мокрыми, руки дрожали…

— Мне страшно… — её шёпот взбудоражил всех в этой комнате, и мы, как по команде все уставились на ужасную и коварную кровавую виновницу торжества.

Сегодня особенный день?

«Ну, прогуляюсь я. И что такого?..» — встревоженности не было предела. И покоя не было тоже. Я метался по комнате, как вампиром укушенный, то и дело спотыкаясь об что-нибудь.

Отец спал. Я прекрасно знал, что разбудить его может только стадо вампиров, поэтому особо не беспокоился о том, что он вдруг меня услышит.

Всё-таки решив для себя, я выскочил на улицу, поправляя воротник. Честно, хотелось выть на луну, и я, стряхнув наваждение, быстрыми шагами удалялся от лачуги прямиком в лес.

Словно кто-то дёргал за нити – я не мог остановиться, ускоряясь, ускоряясь и ускоряясь. Я почти бежал, а кровь бурлила источником в висках. Нюх и зрение обострились, словно впереди меня ожидала дичь, которую тут же нужно было прикончить.

Внезапно, я столкнулся с высоченным забором. Сердце очумело заколотилось в страшной, дикой пляске. Так, что я упал на колени, зажав голову руками. Кажется, этого и не требовалось, её и так как будто взяли тонкими, раскалёнными щипцами.

Стучало в висках:

— Однажды, я приду и убью тебя…

— Я буду ждать…

— Ааа!.. – в бессильной ярости я поднял голову. Казалось, глаза налились кровью так густо, что излучали бардовый свет цвета крови.

Передо мною вырисовывался огромный особняк, давеча примеченный мною же. Над ним висела злополучная луна. Она, словно проклятая, излучала такой резкий свет, что я невольно зажмурился в измождении. Мне казалось, что я чувствую на губах вкус крови…

Она, словно двигаясь, осветила ярким светом весь злополучный особняк, неуклонно держась над единственным шпилем главной башни, что стремительно взвилась иглой до самых облаков, словно протыкая этим самым шпилем небеса.

Меня опять подняло и закружило. Я неуклонно приближался к проклятой башне. Согнув стальные прутья забора, вот-вот уже совсем близко был я, взлетая по опасной лестнице исключительной работы.

Наверх, наверх, наверх…

Из темноты мне навстречу ринулась тень, что тут же прыгнула на меня, вцепившись острыми ногтями в лицо. По грациозности движений я определил девушку.

Её дикий визг заставил меня плотно закрыть глаза.

«дурак!! Зачем я это делаю? Как мне сражаться с закрытыми глазами??» — но внутренний голос заставил меня замолчать, подчиняясь инстинктам.

В сосредоточенной борьбе мы скатились вниз. Не могу поверить, я дрался с девушкой.

В свою очередь, она неистово колотила меня, словно одержимая. Хотя в движениях чувствовалось внутреннее благородство, словно её опьянили и заразили безрассудством. Очевидно, она действовала на инстинктах, не соображая вообще ничего. Но ко мне каким-то образом вернулся разум.

Видимо, ей очень нужно было, чтобы я заглянул к ней в глаза, но я по-прежнему оставлял их плотно закрытыми, что придавало ей ещё пущей ярости.

В свою очередь, стараясь не нанести ей вреда, я пытался высвободиться мягко.

«Господи, это же вампир, почему я церемонюсь?..» — реакция, нюх и слух вновь обострились, и я резко высвободился, отшвырнув вампиршу.

В ту же секунду, выхватив пистолет, с закрытыми глазами выстрелил. Истошный, леденящий кровь и в то же время исполненный душевной болью крик – всё смолкло.

Я открыл глаза – выстрел пришёлся точно в голову.

Я склонился – мне стало печально при взгляде на прекрасное лицо аристократки. Широко раскрытые красивые глаза лучились болью одиночества, бескрайним удивлением и суеверным страхом.

«Неужели она боялась меня?..» — удивился я. Всё тело было разгорячено и в напряжении. В то же время просыпалась совесть. Это прекрасное создание просто обезумело, она же не собиралась меня убивать!!

«Ты уверен?» — внезапный вопрос моего сознания поставил меня в тупик.

Мне изрядно досталось: царапины щипало, словно мне лицо исполосовали скальпелем, при падении с лестницы, я, очевидно, больно ударился головой.

«Ты с детства головой ударился!..» – я злился на себя за ни в чём неповинную девушку.

Недолго думая я взвалил хрупкое тело к себе на спину, и, будто бы, ударило током. Я вновь дёрнулся, словно вкололи в кровь адреналин. Снова нужно было куда-то бежать. Но на этот раз я притупил порывы, однако продолжил движение по лестнице, хотя и более спокойно.

Ещё я очень отчётливо уловил движение наверху. Затем мне навстречу кто-то явно спускался быстрым лихорадочным шагом. Почти бежал. Я чуть пригнулся, готовясь отразить нападение, однако девушку не бросил.

Внезапно, струя огня прошлась в нескольких сантиметрах от щеки, опалив волосы. Я вскрикнул от удивления, но тут же взял себя в руки. Осторожно положив девушку в безопасную бойницу, я обернулся и увидел разъярённого парня. Тот издал стон боли и негодования и тут же всё вокруг заполыхало. Я с ужасом, но холодной расчётливостью взвёл курок.

Было очень жарко, круг огня смыкался, заставляя меня прижиматься к раскалённой стене. Дыма не было, но будто воздух тоже горел и, вдыхая его, мне будто в горло заливали расплавленное железо.

— Стоп!!! – заорал кто-то. Дохнуло невообразимым холодом. Языки пламени застыли в метре от моего облитого потом лица. Я в недоумении уставился на только что появившегося взбудораженного юношу. У него дрожали руки, а глаза гневно сверкали, словно две огромных прозрачных льдины ясным днём. Он строго выпрямился:

— Акатсуке, что происходит!.. – голос был высокий от напряжения, срываясь на фальцет, больше подходил в такие моменты девушке.

По-видимому, Акатсуке был страшен. Убитый чем-то из нутрии, он опирался на перила. Губы дрожали, глаза плавили всё вокруг. Буквально за секунду он готов был прикончить меня, предварительно подвергнув страшным мукам. Он ничего не говорил, только издал тихий стон невероятного отчаяния и ярости.

Физически ощущалось, что он сейчас разорвёт меня в клочья.

Не теряя времени, я прыжком достиг высокого подоконника. Стёкла от невыносимого жара лопнули, вылетев наружу. Только позже я обнаружил, что один из осколков впился мне в ногу.

— З-зеро?.. – вихрастый юноша не был бы удивлён больше, если бы увидел привидение.

Я, собираясь эффектно исчезнуть в пустоте, обернулся. Наше трио замерло, мою голову пронзила неистовая боль, словно впился острый кинжал. Я схватился за голову и, балансируя на грани, накренился.

Момента падения я не уловил. Я уловил, что падаю. Но вовремя, не оправившись от страха за свою жизнь, схватился за цепь и подтянулся. Руки дрожали.

По бойницам удалось зацепиться за край крыши и, оттолкнувшись влететь в помещение, разбив огромное витражное стекло.

Осколки исполосовали одежду, но серьёзных травм не было. Приземлившись на четвереньки и вскочив, я, уловив силуэт перед собой, даже не стал разбираться – приставил пистолет к чьему-то виску и выстрелил, не задумываясь. Потом ещё, ещё, ещё, и ещё. Я всадил в этого вампира всю обойму, и, перезарядив, дал контрольные в центр головы и живот, пока незнакомец не опомнился и не смог что-либо предпринять.

Затем я сам упал, корчась от воспоминаний. Неясный силуэт размазал перед глазами ещё больше и, по-видимому, тоже упал, опустившись в кресло. Я задрожал, чувствуя, как из носа хлестнула кровь. Мелкие порезы усиленно начали кровоточить. Я испытывал на себе силу незнакомца на последнем издыхании.

Глаз застилала кровь и ужасный, холодный женский крик отчаяния. Топот, шум, жар и холод…

Чьи-то клыки жестоко вонзились в мою шею…

Неужели это всё?

(конец четвёртой части)

— А почему чёрные? – Он вопросительно посмотрел на меня.

— Не знаю. Мне казалось, Рука их когда-то любила. – Я положил букет около надгробия. Даже не дрогнул. Но почему-то я очень часто моргал. Обожженная сторона тела саднила, когда я бросил взгляд на две следующие могилы.

— Она хотела убить тебя, чтобы тебе не сделал больно кто-то другой… Как же получилось что ты жив? – ректор не смотрел на меня, печально кутаясь в шаль.

— А я жив? – гулко раздалось внутри меня, хотя я произнёс это вслух.

Мы с Кроссом стояли на кладбище, намереваясь посетить за день могилы Ягари, Руки, Каина, Ханабусы, Канамэ и… и Юкки…